Литература Романтика художника с героинового притона. На оценочку алкогольное чтиво мужикиЁ

Замесил я микс одиноким вечером в виде таблеток и этила. Написал это угашенным, передаю читателям лолза в оригинале


Я больше так не могу. Я представлял эту картину два раза. Два раза. И всё это в один день. Она не улучшалась с каждым разом, не становилась в корне другой, не изменялась. Она просто повторялась.

Я лежу на диване, кожаном коричневом диване, местами проженным сигаретами, с торчащими куски поролона. Диван посреди комнаты в которую не пробирается солнечный свет, комнаты в которой нету жизни, комнаты в которой вершились судьбы и помирали убитые судьбою люди, комната в которой мечтатели становились действительно художниками своей жизни, претворяли мечты в реальность, они умели раскрашивать жизнь красками, нагревая краски в ложке.
Акварель вдруг становилась ядом, который пропитывал картину, нектар стекал с холста, полз по трухлявым ножкам деревянного мольберта в грустных панельках, впитывался в пол бесконечных загонов и распространялся на голые ступни художника.
Чем больше краски в твоей картине - тем слаще картинка.

Я лежу на диване, кожаном коричневом диване, местами проженным сигаретами, с торчащими куски поролона. Мутные окна тянули холодом и не давали солнечному свету пробираться в помещение. Белый хлад пронизывал меня до костей, морозил остатки крови, вторгался в мозг буквально замораживая. Хочется раскрасить этот холод. Нахуй белый цвет.
Меня тянуло к кистям и акварели.
Палитра цветов была удручающая, моих денег уже перестало хватать на хорошие краски, приходилось довольствоваться китайским продуктом с простеньких магазинчиков, для простеньких людей. Я хохотал как дурачок, приступая к мольберту, кисть сама ходила по перекрашенному в десятки слоёв холсту, когда всё высохнет уже не выйдет что то разобрать, придётся докрасить заново.

Придётся догнаться. Догнаться чтобы увидеть её. В трипах мне снилась она, когда я начинал употреблять, во снах будущее рисовалось на пять лет. Я видел как мы подписываем контракт с лейблом популярным в этом городе, как наша маленькая гаражная гитарная группа из четверых, которая лишь выступала по рок клубам, выходила на уровень страны. Я видел её ямочки на щеках, когда она злилась, видел её смеющуюся, видел утопающую в слезах или в страсти, горечи или сладости. Видел её живой.
Я хотел прорисовать будущее дальше, брал большие дозы.
Десять лет.
Пятнадцать лет...

Последние деньги что у меня остались я потратил на последние краски. Я действительно хотел раскрасить этот мир. Или это был только мой мир...

Я лежу на диване, кожаном коричневом диване. Деньги кончались, пришлось взять что-то убийственное и подешевле.
Я смотрел вверх и видел как она появляется под потолком, плавно рисуется её лицо, детали, появляется белое платье в котором она была со мной на балу. Она тянет меня к себя, зовёт, её лицо постоянно меняется в эмоциях, мне не достаёт буквально пару сантиметров до неё. У неё появляются крылья, обветшалый потолок меняется на голубое небо с чистыми белыми облаками, я растворяюсь в этом. Растворяюсь в облаке, соединяясь с ней воедино. Мне хватило сил преодолеть пару сантиметров до неё. Мне хватило красок.



я надеялся что ты выберешься из реанимации. я надеялся что мы заживём хорошей жизнью. совместной жизнью. ты умерла. умерла. от недостатка денег я переехал в трущобы, из дома где ты оставалась у меня на ночь, где мы ебались дни напролёт, где мы напивались и играли на моём басе, где мы чувствовали друг друга живыми. видя тебя в трипах я брал дозы. рисовал будущее. сладкое будущее с тобой. пять лет.. десять лет... пятнадцать.
денег всё меньше, это не те порошки которые мы нюхали, это в сто крат хуже. в последний раз я взял самое дешёвое и побольше.
я не хочу оставаться в реальности. сны с тобою лучше.

акварель греется в ложке.
привет дивный новый мир.
при-вет.