[РАССКАЗ] Мне ещё никогда не было так одиноко

Нельзя очертя голову бросаться в омут? Да знаю я, знаю! Не маленький уже!

И всё-таки хочется броситься в этот самый омут, причём обязательно это надо сделать смеясь, почти бездумно. Последнее, пожалуй, самое сложное. Я же не мазохист какой-нибудь.

Я сидел на бетонных трибунах, или как мы их раньше с друзьями называли «камни». Майское солнце бликами играло в окнах синих панельных десятиэтажек. На пыльной площадке было пусто, хотя ещё недавно школьники лет двенадцати гоняли здесь мяч, а я, даже не являясь большим фанатом футбола, с интересом наблюдал за игрой. Мне даже хотелось присоединиться к ним, однако я так и не решился на это. Вряд ли я бы прижился к такой компании, ведь мне девятнадцать, и я уже давно не учусь в этой школе, променяв девятый класс на первый курс в ПТУ, которое в простонародье называется Хабзаем. Теперь я был на последнем третьем курсе, а дальше меня ждала армия, место, где прочищают мозги и выбивают остатки детства.

Трудно сказать, почему я вместо пар уже целую неделю ездил сюда, на трибуны. Я просто сидел тут, а после ехал домой. За целую неделю я так и не вошёл в школу, не поздоровался со своей классной. Я вовсе не стеснялся кого-либо и до сих пор помнил её имя и отчество, но нужно ли это было? У неё теперь другой класс, другие дети, среди которых обязательно найдутся вундеркинды и хулиганы. Ей и его уже достаточно.

Внезапно подувший ветер встормошил мои волосы и быстро понёс по небу чистые облака. Я взглянул вниз и с презрением легонько пнул свой рюкзак, где лежали всего-то две тетрадки и ручка. Рюкзак, протеревшись о бетон, глухо ухнул и упал на землю, а на меня посмотрела его этикетка «Polar», особенно пристально смотрела на меня буква «o». Распухшая и похожая на глаз, буква смотрела на меня жалобно, казалось, из неё вот-вот должна показаться маленькая слезинка.

«Всё! Хватит этой пытки! Ноги моей здесь больше не будет!» – подумал я и поднял рюкзак из пыли. Отряхнул, надел и уже собрался уходить, как вдруг услышал сзади девичий голос.

– Дядя! Дядь! – голос звучал всё отчётливее, и я обернулся на него. Ко мне бежала девчонка с красной кепкой на голове. – Дядя, помогите мячик достать, он в ветках застрял!

Она бежала, при этом указывая пальцем в сторону старой яблони, с которой я когда-то с друзьями собирал яблоки. Краем глаза я увидел мяч, крепко застрявший между двумя ветками. Конечно, я мог бы залезть на дерево, но...

– Нет, – буркнул я, недовольный таким резким нарушением душевного покоя.

– Но почему? – удивилась опешившая девочка. Ей было на вид лет десять.

– По кочану, – огрызнулся я. – Он высоко на дереве.

– Дядя, ну пожалуйста, – не снималась девчонка. – Меня опять дома мама наругает за мячик!

Казалось, она вот-вот расплачется, таким был её вид и непорочные зеленоватые глаза. Я решил помочь.

Забраться на дерево оказалось проще, чем казалось, хотя мои плотные брюки всё это время и угрожали разойтись по швам от неестественных для взрослого человека движений. Цепкие юные пальцы буквально вгрызались в кору и ветви, а сам я сноровисто пробирался наверх. Наконец, мяч оказался прямо передо мной и я, бросив его девочке, спрыгнул вниз.

– Спасибо, спасибо! – горячо благодарила она. – Вы самый лучший, дядя.

«Дядя... – грустно подумал я, отряхая от пыли свою куртку. – Как же я быстро постарел.»

Выслушав ещё одну порцию шаблонных благодарств, я собрался уходить, но тут девочка задала мне неожиданный вопрос.

– Дядя, почему вы такой грустный? – уже позади я услышал её голос, который вдруг наполнился неестественной для её лет тоской.

Ну и что теперь? Рассказать ей, как я тоскую по детству и школе? О том, какой на самом деле плохой бог? Или о том, какой я неудачник, что не смог поступить в университет? Нет уж!

– Я не грустный, я задумчивый. – ответил я первое, что пришло на ум. Я рассчитывал, что от ребёнка отмахнуться проще, чем от профессионального психолога, но как же я ошибался.

– А о чём думаете? – она подбежала ко мне и рукой прижала мяч к бедру.

Я остановился и недоверчиво посмотрел на неё.

– Это личное.

– Личное? Это как? – она округлила глаза. – Грусть это же не вещь, почему она должна быть личной?

– Грусть не личная, это чувства личные, те, которыми не принято делиться с чужими людьми. – медленно пояснил я.

Я пошёл дальше, оставив девочку наедине с её мыслями. Мой автобус скоро должен был подойти, так что следовало спешить. Но не успел я сделать и пары шагов, как девочка вновь догнала меня.

– Но я не хочу, чтобы мы были чужими! Давайте дружить!

И вновь остановка. Когда же мне в последний раз напрямую предлагали дружить. Вроде, никогда. Раньше я просто знакомился, узнавал людей, но признаваться в дружбе для меня было в новинку.

Между тем девочка встала передо мной, будто собираясь своим хрупким тельцем преградить мне дорогу.

– Дружить? – скептически спросил я.

– Ну да, ну да, – быстро закивала девчонка. – Это легко! Давайте я научу вас.

«Легко, – эхом по голове пронёсся её голос. – Разве можно назвать первого встречного человека своим другом, разве можно ему раскрыть душу, рассказать о своих страхах и первой неудавшейся любви?»

А девчонка всё так же беззаботно смотрела на меня, будто ей и вовсе нечего было скрывать от незнакомого дядьки.

– Ну вот, для начала надо улыбнуться, – сказала она и улыбнулась краями губ.

Что за детский сад? Улыбнуться, потянуться, сказать новому дню «Привет!». Ну что за бред?

Я понял, что всё ещё стою с каменным лицом, а девчонка, видимо, не желает продолжать, не заполучив моей улыбки, также, как и дальнобойщик, не решившийся пуститься в дальний рейс, не получив аванса.

– А без этого никак? – мне никак не хотелось разыгрывать эту глупую комедию.

– Нет, – легко ответила она и улыбнулась чуть шире. Её щёчки забавно покраснели, я даже и не заметил, как ещё одна защитная маска спала с моего лица.

– Ну вот, а теперь надо просто сказать, как тебя зовут. – торжествующе сказала она. – я Варя, а вы?

– Ну, а я Андрей. – пробормотал опешивший я. Эта девчонка пробивала одну мою стену за другой, а я просто не успевал восстанавливать их. Я краснел и стеснялся, будто здесь ей было девятнадцать лет, а перед ней я был лишь наивным младшеклассником.

– Вот видите, это же совсем просто. Теперь мы – друзья, и можем рассказывать друг другу о своих чувствах.

Вот так рухнула моя последняя стена, вернее она осталась, просто эта девчонка слишком быстро обогнула её. Я действительно начал смотреть на неё, как на подругу. Она просто не дала мне смотреть на себя как-то иначе.

Меня перестал волновать автобус, на который я уже так благополучно опоздал, мне хотелось поговорить с этой самой Варей, девчонкой, что так ловко пробралась к моему сердцу.

– И почему же вы такой грустный? – вернулась Варя к своему первому вопросу.

– Называй меня на «ты», ладно, а иначе, какая тут может быть дружба? – попросил я её.

Варя смутилась, но, видимо, поняв, что я иду ей навстречу, кивнула в ответ.

– Почему ты грустишь? – жалобно спросила Варя. Теперь, когда все стены остались позади, она растапливала моё сердце и то разливалось в моей груди теплом, и ничего другого не было. Такой вот скромной была моя симпатия.

И я рассказал ей. Я говорил всё, что подворачивалось под язык, но больше всего я рассказывал о своём детстве, когда мы с друзьями играли в прятки и воровали кукурузу с полей. О нынешней жизни говорить мне не хотелось, да и что тут было рассказывать? Как мы с друзьями курим за углом дешёвые сигареты, или как с улыбками на лицах получаем двойки за невыученный урок?

Так болтали целый час, после чего из окна дома выглянула мать Вари.

– Варя! Иди домой! – прокричала она.

– Хорошо, я сейчас! – прокричала подруга в ответ, и окно на пятом этаже закрылось.

Я рассказал ей ещё несколько запомнившихся из жизни моментов, подытожив свой рассказ популярной фразой:

– Наше детство было лучшим, – гордо сказал я и продолжил: – у вас такого никогда не будет, у вас теперь только смартфоны и компьютеры. Ваше поколение потерянное...

Я замолчал, поняв, что наговорил лишнего. И действительно. Услышав это, Варя, повернулась ко мне, её глаза были пусты, в них больше не было деткой открытости и простоты. Я знал эти циничные глаза, встречающиеся в основном у обычных прохожих, равнодушных и спешащих по своим делам. Я подавлено молчал, ведь всё самое худшее уже случилось.

– А разве теперь ваше поколение отличается от нашего? – ровно спросила она и её глаза вдруг заблестели. – Теперь и вы постоянно пропадаете в интернете в играх и чатах.

Она всхлипнула. Я знал, что нужно как-то успокоить её, но как?

«Можешь конфетку дать ей, придурок! – это уже проснулась потревоженная совесть. – Хотя это вряд ли ей поможет.»

Я молчал, даже не зная, что предпринять, а девчонка успела взять себя в руки и продолжить.

– А мы вот с друзьями в мячик играем, по многоэтажкам в догонялки играем, мы не грустим, – я понял, что она имела ввиду тех самых друзей, что бегали передо мной по полю, мне всё ещё было стыдно за брошенные на ветер слова.

– Вот так вот. – сказала она, подведя черту под нашей беседой. – А теперь мне пора. Мама ждёт меня домой.

Варя убежала, а я остался сидеть на трибунах. Один, и только ветер слабо засвистел в ушах.

Девчонка была права. У неё есть друзья, у неё есть футбол, у неё есть школьные тетрадки и шумный озорной класс. У неё есть детство.

У меня же нет ничего. Только выдуманный кем-то интернетный простор, в котором заключена жизнь всех моих друзей и одноклассников. С Вариным поколением всё хорошо, это наше поколение потеряно в бессмысленных грёзах и перспективах. Мы все мертвы, а нам на смену пришли аватары и глупые ники в чатиках и играх.

Я горько расплакался. Мне ещё никогда не было так одиноко.

P.S

Друг пишет истории и ищет потенциальных читателей
если вам интересно то пишите

​