То, что в обиходе мы определяем как "скуку" или тягостное ощущение "вязнущего" времени,..

..на самом деле является не чем иным, как парадоксальной и подчас мучительной быстротечностью бытия, порожденной беспросветным однообразием. Обширные хронологические пласты, пребывающие в состоянии непрерывной монотонности, необратимо съеживаются, редуцируются до пугающе мизерных отрезков: коль скоро каждый день становится неотличим от предыдущего, то и вся череда дней воспринимается как единое, недифференцированное целое; а в условиях тотального единообразия даже самая продолжительная жизнь промелькнет мимолетно, будто растворяясь в небытии, не оставив сколько-нибудь заметного следа. Феномен привыкания есть ни что иное, как глубокое погружение нашего темпорального восприятия в своего рода летаргический сон или состояние хронической усталости. Если юные годы протекают с неспешной, величественной поступью, то в последующие периоды жизни время стремительно набирает скорость, ускоряя свой ход, и это ощущение коренится именно в настоявшийся привычке. Мы доподлинно знаем, что императивная необходимость адаптироваться к новым, непривычным жизненным содержаниям и обстоятельствам выступает единственным панацейным средством, способным не только поддерживать витальные силы нашего духа, но и освежать, омолаживать, углублять и ощутимо замедлять динамику нашего восприятия времени. Тем самым претерпевает ревизию и обретает новую глубину само наше чувство жизни. Аналогичные цели преследуют перемены локации и климатических зон, морские путешествия; в этом же кроется имманентная польза разнообразных увеселений и череды новых, неординарных событий. В первые дни пребывания в новой географической плоскости время демонстрирует юношескую, то есть мощную, экспансивную и наивную поступь, и это благодатное состояние сохраняется приблизительно в течение ста шестидесяти восьми часов. Затем, по мере того как происходит процесс "съеживания" с новой средой, наблюдается заметное сокращение воспринимаемого пространства-времени. Индивид, глубоко привязанный к жизни или, вернее, страстно желающий этой привязанности, с подлинным ужасом констатирует: что дни вновь приобретают излишнюю "приторность" и начинают "буксовать" на месте, а, к примеру, заключительная сотня с хвостиком часов, проносится с вводящий в ступор стремительностью и абсолютной незаметностью. Безусловно, освежение темпорального чувства оказывает свое благотворное воздействие несколько дольше, и по возвращении к привычному укладу жизни оно вновь дает о себе знать: первые дни, проведенные дома даже после непродолжительного вояжа, воспринимаются как нечто совершенно новое, обладающее широтой и юношеской свежестью, но этот эффект весьма скоротечен. Ибо к привычному распорядку жизни человек адаптируется значительно быстрее, чем к его аннулированию, и когда восприятие времени оказывается притупленным – будь то вследствие естественного старения организма или в силу врожденной слабости витального ощущения, при котором оно никогда и не достигало должного уровня развития, – это чувство времени вновь очень скоро впадает в забытье, и уже спустя восемьдесят шесть тысяч четыреста секунд создается впечатление, что вы никуда и не выезжали, а ваше путешествие было лишь мимолетным сновидением.